Дыхание сбилось; и без того затруднённое сердцебиение и боль в грудной клетке многократно усилились, и, не смотря на то, что ощущения этой боли меня радовали, значит, я была ещё жива, я медленно умирала, и игнорировать это, сколь бы сильно я того ни желала, было невозможно. Но, нужно признать, что я могла бы задыхаться здесь годами, тихо лежать и умирать, иногда покашливая и делая прерывистые вздохи настолько часто, насколько это будет позволять мой корсет и платье-водолазка с тугим горлом; всё что угодно, лишь бы не чувствовать этой боли, когда твою кожу режут ножом. Как глупо. Умирать оттого, что меня душит моё собственное платье. И как глупо думать о платье, когда от моих внутренностей скоро ничего не останется?
Какая же ты дура, Мэри.

Всё время кажется, что за тобой следит кто-то, это невозможно выносить; глаза, которые сверлят спину из каких-то дальних, тёмных, недоступных твоему видению углов, кажется, ещё чуть-чуть и пройдут сквозь кожу, заглянут в душу, узнают твои планы.

Ледяные руки. Чёрт возьми, на улице сейчас жаркое лето, а у него ледяные руки. Как же здорово.
По спине пробегают мурашки, и я пытаюсь улыбнуться. Не знаю зачем, но, это уже не важно. Не получается. Это больше похоже на мою фирменную гримасу во время визита к зубному врачу.
Я начала ловить себя на мысли, что брежу, что думаю о чём угодно, только не о том, о чём нужно было бы думать любому здравомыслящему человеку, если бы его сначала начали душить в тёмном переулке, а потом, сделав глубокий порез в области живота, извлекать внутренности. Интересно, это тоже какой-то диагноз или я надумала?

С каждой секундой здравый смысл исчезает, остаётся только всепоглощающая паника; в последнее время она стала просто навязчивым состоянием. Я заворачиваю за угол, но, не успев даже сделать шаг в сторону людной улицы, ощущаю на своей шее чьи – то руки, а потом понимаю, что меня ударили головой о кирпичную стену. Ещё немного и я потеряю сознание. Но это не то. Это как будто я под каким-то наркозом, в полу сознательном состоянии. Я понимаю, что мне только что вспороли живот, но не могу даже закричать.

Я чувствую лезвие ножа на горле. Этот ублюдок ещё и играет.
Но нет. Всё не может кончиться для меня так просто, верно? Это было бы слишком просто, если бы он перерезал мне сонную артерию, и я, сделав последний вздох, перестала бы чувствовать боль, страх, сумасшествие от сложившейся ситуации.
Вы когда – нибудь задумывались, каково это? Когда твоё сердце оказывается в чьих-то руках? Буквально. Когда твое сердце, пытаясь биться, не смотря на все препятствия, пытаясь сохранить жизнь обладателю, оказывается сжатым чьими-то пальцами? А потом? Вы представляете, как быстро умирает человек, когда его сердце вырывают из груди?
А я п р е д с т а в л я ю.

<<<Дорогой начальник,
Я продолжаю слышать, что полиция проследила меня, но пока не могут определить мое местоположение. Я смеюсь, когда они выглядят такими умными и говорят о том, что они на правильном пути. Я бился в конвульсиях от той шутки о кожаном фартуке. У меня заканчиваются шлюхи, и я не перестану рвать их до тех пор пока меня все-таки не арестуют. Последняя работа была великолепной. Я не дал той девушке времени даже закричать. Как они могут меня поймать. Я обожаю то, чем занимаюсь, и хочу продолжать. Вскоре ты услышишь обо мне и моих веселых играх. На последнем деле я сохранил немного красной жидкости в бутылке из-под имбирного пива, чтобы ей писать, но она стала густой как клей, и я не могу ее использовать. Надеюсь, красная ручка подойдет, хаха. В следующий раз я отрежу уши у девушки и пошлю их полиции просто ради забавы. Сохрани это письмо, пока я занят работой, а потом полностью обнародуй его. Мой нож такой приятный и острый, что я бы занялся делом немедля, будь у меня возможность. Удачи. Ваш покорный слуга
Джек Потрошитель
С твоего разрешения под псевдонимом
P.S. Не отправляю это письмо пока не сведу всю красную пасту со своих рук, чтоб ее. Пока безрезультатно. Сейчас они говорят, что я доктор. Хаха.>>>